Транквилиум - Страница 62

– Черт, такого кругаля давать. Сейчас бы в аэропорт Порт-Элизабета, на самолет – и двадцать пять минут лету…

– Размечтался. Ладно, может, года через три так и будет.

– Через три, держи карман… Ну, я тогда пошел. Время дорого.

– Ни пуха.

– К черту тебя, начальник.

Может, и правда – к черту? – подумал Чемдалов.

Брянко уходил от него неторопливой походкой человека, уверенного во всем. Этот доберется, подумал Чемдалов. Он допил пиво. А дороги все равно больше не будет, у ФБР и УБН теперь гора с плеч. Ничего, ребята, пообещал им Чемдалов, скоро мы новый проход освоим, потом весь Мерриленд наш станет – вот тогда и у вас начнется веселая жизнь… Он расплатился фальшивой, изготовленной на «Гознаке» купюрой, отказался от сдачи и отправился к месту следующей встречи.

Странно: Светлане почему-то казалось, что после этого кошмара ее немедленно выпустят. Вот просто так возьмут и выпустят. Ясно же, что человек невиновен… Но ничего такого не случилось. Правда, ее перевели в другую камеру: попросторнее и с окном. И – очень изменилась еда. Тебя теперь кормят, как начальника тюрьмы, сказала подавальщица с завистью. И все равно – есть было трудно. И еще труднее было удерживать съеденное в себе. Врач прописал пилюли, но непохоже было, что они помогают. Вы не волнуйтесь, утешал он ее, это пройдет, это у всех проходит. Седой такой маленький доктор… Пожилая надзирательница, вроде бы старшая над всеми, принесла бутылку зеленой настойки. По глоточку перед едой, велела она. Настойка оказалась потрясающе горькой – но, как ни странно, действительно помогла. А может, как говорил доктор, все само прошло. Или подействовали наконец его пилюли. Или просто сказалась хорошая пища… Теперь Светлана имела возможность заказать то, что ей хотелось – и приносили. Точно так же – приносили любые книги, новые дамские журналы, намекнули на то, что можно рукодельничать. Но ни на какое рукоделие у нее не было моральных сил.

Ее так ни разу и не вызвали на допрос.

Однажды принесли корзину цветов – не букет, букеты ей меняли каждый день, их передавали сыновья Сэйры, крепкие такие пареньки лет по тринадцать-четырнадцать, им устроили минутное свидание, и один из них сказал угрюмо, что за спасение матери они для Светланы что хочешь сделают, побить кого надо – побьют, и вообще, – и Светлана, подумав, попросила сообщить, где она находится, полковнику Бэдфорду в Порт-Элизабет. К корзине цветов приложена была огромная коробка шоколада. Шоколад назывался «Олив». Это не могло быть простым совпадением. И хоть ее и мутило от одного запаха шоколада, она на радостях съела маленький кусочек.

На ужин она заказала устриц и белое вино, и принесли устриц и белое вино. Она тихонечко пела и подыгрывала себе, бегая пальцами по краю стола.

Но освободили ее только через три дня – и это были нелегкие дни. Слишком уж медленно тянулась время.

Олив встречала ее и сержант Баттерфильд, которого она узнала не сразу, потому что он сбрил усы, а с ними кто-то третий, маленький, толстенький, носатый и очень подвижный. Казалось, он не ходит, а прыгает, как мячик. Это Сол, сказала Олив, тиская ее в объятиях и утирая слезы, это он и нашел тебя. Он наш хранитель, хотя далеко не ангел. Здесь же, ковыряя ботинками пол, стояли сыновья Сэйры, Билл и Джек, но кто из них кто?.. Как мама? – спросила Светлана. С мамой было все слава Богу, вставать еще нельзя, но скоро будет можно, и болит уже не так сильно, как болело, и вообще… Спасибо вам, парни, сказала Светлана и расцеловала обоих.

– Что с Глебом, ты знаешь? – вцепилась она в Олив, едва только дверь тюремного покоя закрылась за ними и вся компания оказалась на узкой, пыльной, выбеленной солнцем улице. Легкое нежно-цыплячьего цвета ландо ждало их. На козлах сидел крупный блондин с невозмутимым лицом, и серый мышастый конь выстукивал копытом редкую дробь. Блондин был как блондин, а вот конь мог бы составить гордость любой конюшни, если бы не грубый сине-розовый шрам на правом плече. Сол взмахнул рукой, блондин на козлах тронул поводья – и ландо подкатило так плавно, будто плыло.

– С Глебом, думаю, все в порядке, – сказала Олив. – Он был в плену у бредунов, но бежал. Теперь они его не найдут.

– А ты откуда это знаешь?

Глаза Олив сверкнули.

– Тот, кто держал его там – сказал. Мы разгромили их гнездо.

– Олив!..

– Я тебе говорю. Мы их раздавили, понимаешь? Приехал Вильямс, и мы…

– И полковник – здесь?!

– Уже нет. Он уже в Ньюхоупе. Увез пленного. Там большой сбор форбидеров. Ему нужно быть там. Будет брать власть. Так он сказал. Ладно, все это потом. Ты сама – как?

– Уже неплохо… да, совсем неплохо. Я расскажу. И… в общем, все расскажу… – она помолчала. – Что будем делать, Олив?

– Вильямс просил догнать его, в Ньюхоупе.

– Я не спрашиваю: куда поедем? Я спрашиваю: что будем делать?

– И я об этом. Мы нужны ему, Светти. А то, чем он занимается, – это сейчас, наверное, самое важное. А сверх того… Сол, расскажи ей все.

Сол пожал кругленькими плечами. Светлана вдруг поняла, что такой кругленький он исключительно от мышц. Ни малейшей мягкости не было в его теле – сплошное железо.

– Меня нанял ваш муж, леди. Я – частный детектив и охранник. И он нанял меня для того, чтобы я вас нашел и охранял. Не стесняя при этом вашей свободы. И в рамках этих условий – я в полном вашем распоряжении.

Светлана вдруг почувствовала себя как во сне: когда вдруг оказывается, что ты стоишь голая на оживленной улице.

– О нет же! Нет, нет! – она прижала ладони к щекам. Щеки запылали. – Только не это…

Олив успокаивающе коснулась ее плеча, и Светлана, повернувшись, неловко обхватила ее шею руками, уткнулась в грудь – и зарыдала: грубо, некрасиво… Олив гладила ее, что-то шептала. Наверное, так продолжалось долго, а может быть, дорога была короткой – но Светлана еще плакала, когда ландо остановилось. Запахом сгоревшего угля наполнен был воздух…