Транквилиум - Страница 132

132

– Понятно. Вас, однако, мне назвали как лучшего знатока проблемы в целом. Более того: как некоего посвященного в ее суть. Кстати, кем посвященного?

– Это выдумки Иконникова… Хотя… Понимаете, мы имеем дело с предметом, в котором невозможно отличить выдумку от истины. Нет опоры под ногами, нет аксиом. Так что, может быть, это и не выдумка вовсе, а самая что ни на есть жгучая истина.

– А эти «озарения», о которых вы говорите, у вас были?

– Нет. Я не пророк и даже не евангелист. Я – библиотекарь, и этим все сказано.

– И вы хотите сказать, что своего мнения не имеете?

– Почему же? Имею. Но стараюсь не навязывать его другим.

– Даже если вас настойчиво просят?

– Хорошо. Я попробую. Только не требуйте от меня обоснований моей точки зрения: на девяносто девять процентов это интуиция пополам с предчувствиями.

– Я весь внимание.

– С основным тезисом уважаемого Константина Михайловича относительно происхождения Транквилиума я не спорю. Я, собственно, ни с чем не спорю… Но вот относительно его предназначения – позвольте не согласиться. Не обратили ли вы внимание на то, что Транквилиум относительно Старого мира не стоит на месте? Причем перемещения его носят не постепенный, а шаговый характер, и происходят, с точки зрения непосвященного наблюдателя, хаотически? Между тем, две особые зоны Транквилиума: «червонная», в которой возникают проходы между мирами, и «нулевая», где Старый мир вообще не сопрягается с Транквилиумом, – всегда приходятся на основные очаги цивилизации, причем «червонная» зона ложится на очаги молодые, а «нулевая» – на старые. Сейчас под «червонной» лежат Россия и Америка, а под «нулевой» – Европа. Тысячу лет назад под «червонной» была Европа и Малая Азия, а под «нулевой» – Африка, Египет. Пять тысяч лет…

– Извините. Но существуют же очаги цивилизации, куда более древние, которые никогда…

– Китай? Индия? Инки? Центростремительные, интровертные общества, в которых по достижении некоторого уровня жизнь замирала, и начинался регресс – иногда до окончательного распада, чаще – до варварства и начала нового цикла. Цивилизации сложных, изощреннейших запретов…

– И какую же вы видите связь между?..

– Самую прямую. Транквилиум служит для стимулирования того, что мы называем «прогрессом». Он – как ладони гипнотизера, который тихим шепотом внушает вам новые, непривычные мысли… и в первую очередь – мысль о том, что перемены – благо. Кстати говоря, сами мы так не считаем… но это, очевидно, не обязательно.

– Мы? – как-то неожиданно рассеянно спросил князь. – Кто такие мы?

– Те, кто живет здесь. Самое сердце этого удивительного организма. Или мозг. Или нервы. Короче, что-то самое главное.

– То есть, вы хотите сказать: именно мы, транквилианцы, делаем то, что…

– Конечно. Именно мы. Сами. Не ведая, что творим.

– А… как? Способ?

– Боюсь, что вы слишком многого от меня ждете. Необъяснимым остается почти все, касающееся механизма. Вы знакомы, хотя бы в общих чертах, с достижениями Старого мира в области счетных машин?

– Да. Хотя и не в деталях.

– Детали не важны. Главное, что мы знаем теперь: практически все в мире можно выразить с помощью чисел, произвести над числами необходимые действия – и получить результат любой жизненной коллизии, не ожидая ее разрешения, так сказать, наяву. А с другой стороны – совершенно очевидно, что вот это устройство, – Алексей Мартынович поднес палец к виску, – работает по тому же принципу. И, продолжая логический ряд – не вызывает сомнений, что и общество организуется по тем же принципам. Понимаете меня?

– Возможно, – сказал князь осторожно и засмеялся. – Последнюю неделю мне пришлось спать едва ли по три часа за ночь. Можете себе представить, как я напрягаюсь, стараясь воспринять…

– Разрешите выразить вам сочувствие. Может быть, отложим беседу на лучшие времена?

– Лучшие времена уже прошли… Из ваших слов получается, что все, происходящее у нас, отражается на жизни в Старом мире?

– Не все. И вряд ли я вам скажу, что именно отражается. Что-то. Можно строить предположения, но пока слишком мало мы знаем… слишком мало.

– То есть: Марин и иже с ним?..

– Он и другие, подобные ему, организуют деятельность того самого неуловимого процесса, о котором мы только что говорили.

– С ума можно сойти… Сами они, разумеется, ни о чем не подозревают?

– А это неважно. Та роль, которая им навязана, заставляет играть себя – хочешь ты или не хочешь… знаешь, чем кончится пьеса, или не знаешь… Что сказал вам господин Иконников, отправляясь в путь? Что намерен сломать эту машину?

– Да… хотя другими словами.

– Это просто самый правдоподобный предлог. Со мной он был когда-то откровенен… мы ведь вместе начинали эти исследования, изыскания… кто мог подумать, что дойдет до каких-то практических дел? И мечта у него была: добраться до средоточия этой машины, до ключа, до рычагов управления – и начать преобразовывать мир по своему разумению. При всем своем остром уме он иногда бывал удивительно наивен.

– Дружба его с Мариным – вследствие этого же?

– Разумеется. Хотя с Борисом Ивановичем было трудно не дружить. Удивительно общительный и симпатичный человек. Я слышал, он умер какой-то странной смертью?

– Да. Убит в запертой изнутри комнате. Давно, еще до начала меррилендских событий.

– Жаль. Не видел его почти двадцать лет, а вспоминаю до сих пор. Это о чем-то же говорит?

– Видимо… Алексей Мартынович, дорогой, вы объяснили мне, что профессор Иконников готовится захватить власть над миром – и в то же время так спокойно к этому относитесь?

132